Жизнь Монрепо

   На плане Монрепо столетней давности обозначено шестьдесят восемь его достопримечательностей. Ныне в парке сохранились лишь усадебный дом с библиотечным флигелем, «замок Людвигштейн», обелиск Броглио, Колонна Павла I, беседка над источником «Нарцисс», вода в котором до былого уровня не поднимается. Утрачены вся скульптура, архитектура малых форм, прежнее разнообразие пород деревьев и кустарников... Никакие описания по фотографиям и переводным изданиям не смогут воспроизвести великолепия Монрепо периода его расцвета так, как воспоминания наших соотечественников очевидцев, побывавших здесь в те годы.
   В 1804 году с целью инспектирования гранитных ломок в Монрепо приезжал академик-минералог В. М. Севергин, один из ведущих русских ученых этой области. Тогда на побережье острова Сорвали заготавливали гранитные блоки для «56 колонн высотой в 13 локтей», предназначенных для интерьеров строящегося в Петербурге Казанского собора.
   Василий Михайлович, несомненно, хорошо знал А. Л. Николаи как президента Петербургской Академии наук, бывал у него. Об этом свидетельствуют строки из книги ученого о парке Монрепо, «где сколько бы природа ни казалась в первобытном своем состоянии дикой, но через приложение малого искусства, руководимого превосходным вкусом, соделалась пленительною картиной, доставляющей взору и уму множество приятных упражнений».
   В годы, предшествующие Отечественной войне 1812 года, Монрепо часто посещал сын военного коменданта Выборга К. К. Жерве. В его воспоминаниях отразились не только красоты парка, но обычаи и характеры его владельцев — супругов Николаи. «Муж и жена, — писал он, — почтенная, очень образованная чета — принимали у себя хотя этикетно, но радушно, считались людьми важными по своему состоянию, так и по значительным связям со всею знатью и Двором Петербурга.
   При всем том баронесса была несколько скупенька: например, она имела привычку в конце обеда спрашивать, не угодно ли кому-нибудь еще вина, а сама в это время забивала рукой пробку бутылки. Нам, шалунам, доставляло большое удовольствие дождаться, когда баронесса крепко забьет пробку, и попросить тогда вина. Летом мы проводили у них нередко целые дни чрезвычайно приятно, потому что нас принимали всегда очень ласково, ягод и фруктов было очень много, а кроме того, гулянье в огромном очаровательном саду являлось истинным наслаждением.
   Сад, действительно, был редкий: огромная оранжерея, несчетные сюрпризы, беседки, статуи — все это содержалось прекрасно. Перед широкою лестницею из дома в сад на террасе стояли два бюста — барона и баронессы, отлично изваянные из белого каррарского мрамора, под этими бюстами были устроены гранитные склепы, в которых впоследствии должны были быть похоронены хозяева. Мне в жизни только раз удалось видеть другой такого рода сад, это Софийский около городка Умани, Киевской губернии. Этот последний, пожалуй, несколько роскошнее, затейливее фонтанами и вообще игрою воды, но до своего очаровательного вида он доведен преимущественно искусством, тогда как Монрепо богат природою: в нем дикий гранит и окружающая его вода Финского залива составляют преобладающий элемент».
   Наиболее яркие воспоминания о парке Монрепо оставила Анна Петровна Керн. Она посетила Выборг проездом, возвращаясь с водопада Иматра. В этой поездке, состоявшейся в конце июня 1829 года, участвовали М. И. Глинка, писатель, критик и журналист О. М. Сомов, А. А. Дельвиг и его жена София Михайловна. Посещение Монрепо А. П. Керн описывает следующим образом:
   «Лишь только мы вступили в этот очаровательный сад, называемый, кажется, топгероз, усталость была забыта и восхищение сопровождало каждый наш шаг. Пройдя мимо разных хозяйственных построек, мы очутились перед обширным прекрасным лугом с изумрудною шелковой травой и за ним на высоком холме увидели прелестный замок, обогащенный затейливыми и вместе с тем грациозными украшениями архитектурного искусства. Он нам казался дорогой изящной игрушкой — самой тонкой работы: на лугу разбросаны кусты с душистыми роскошными цветами, тут же на самой середине стоит одна, всего одна, береза: но какая?... просто прелесть! большущая, развесистая, способная тенью своей защитить целое общество от палящего солнца, ветви с каждой стороны падали как-то ровно и, расширяясь книзу, придавали ей вид зеленеющей пирамиды, вокруг нее ни лавочек, ни скамеек, ни каких украшений, никаких затей. Она, как великолепная красавица, отошла от роскошного замка, остановилась, глядя издали, чтобы вдоволь налюбоваться им и высказать на просторе и свою красоту. Позади замка раскидывается роща. При входе в нее, в тени группы разнообразных деревьев, над источником нас ожидала замечательной красоты мраморная наяда.
   Проводница рассказала нам, что вода источника славится целебной силою, вкусом и свежестью; действительно, я такой вкусной питьевой воды отроду не пивала. Она холодная, чиста, как горный хрусталь, и много имеет в себе живительного. У источника роскошный куст роз; далее, у подошвы горы, на которой построен замок, виднеется темная бесконечная аллея; ее образуют с одной стороны огромные нависшие над нею утесы, с другой — высокие деревья, которых вершины, склоняясь к оконечностям утесов, составляют темный зеленый свод.
   Утесы эти, покрытые, по большей части, разноцветными мхами и ползучими растениями, совершенно дики и местами изрыты пещерами, внутри которых каменные плиты доставляют возможность отдохновения. Эта аллея — рай в жаркий день. В конце ее открывается море — море без конца. По кремнистому его берегу извивается тропинка, усыпанная песком. По этой тропинке есть несколько прелестных мест, в которых природа так изящно соединилась с искусством, что трудно оторваться от них. Одно осталось у меня в памяти: этот грот, или просто пещера, приютившаяся под скалою на самом берегу моря. В расщелинах же скалы, среди мхов и диких камней, растут пышные розы. Много вкуса и любви к делу было в человеке, умевшем так прекрасно украсить этот уголок, не изуродовав природы, как это часто делается. Он, так сказать, только приголубил, приласкал ее и тем помог ей выказать еще рельефнее все свои красоты».
   В 1830-х годах Монрепо посетил писатель А. Грен. Он вспоминал, что флора парка настолько разнообразна и богата, что «изумленный взор не знает на чем остановиться», отмечал роль растений Востока, переносящих посетителей «под экватор, в Индию». Большое впечатление на него произвели и рассказ старика садовника о жизни хозяина имения, и трель рожка пастуха-финна за каменной оградой парка, и вдруг зазвучавший вдалеке мотив народной песни... Внимание гостя привлек Паульштейн, «красивый домик», который «взбежал» ня огромный вековой камень. В неприкосновенности стоял здесь, стол и стул перед ним, где А. Л. Николаи любил заниматься литературным творчеством. А. Грен описал и «именную аллею в самом конце парка, на которой бывали поэты К. Н. Батюшков, Е. А. Баратынский, Д. В. Давыдов...». В заключении он писал: «Я видел много садов в России, но должен сказать по всей справедливости, что сад барона Николаи превосходит все доныне мною виденное».
   Часто бывал в Монрепо в конце 1840-х годов видный русский филолог, лингвист, переводчик, публицист, поэт и педагог Яков Карлович Грот. В своих воспоминаниях он воспроизводит красочную, живописную картину весеннего парка: «... в конце мая гулял я часто в роскошном саду барона Николаи близ Выборга: были чудные дни, природа праздновала весну: ярко сияли заливы, — и соловьи, перекликаясь, пели без умолку».
   Июньским днем 1875 года в парке Монрепо побывали два петербургских художника — И. Ф. Тюменев и А, П. Черкасов В книжном магазине Выборга они познакомились с «роскошным изданием» поэмы А. Л. Николаи о Монрепо. Книга стоила дорого, и друзья не купили ее лишь в связи с тем, что кошелек их «был довольно тощ».
   У входа в парк художники «уплатили по гривеннику с персоны в пользу бедных и вступили в узкую красивую, но несколько запущенную аллею», ведущую к усадебному дому. Он не подлежал осмотру, дорожки к нему преграждались металлическими столбиками с натянутым на них красным шнурком, И, Ф. Тюменев со своим другом осмотрели Паульштейн и спустились к берегу залива. Их внимание привлек Храм Нептуна — «маленький греческий храмик, деревянный, выкрашенный в белую краску и весь изрезанный и исцарапанный надписями посетителей». Судя по этому замечанию, парк Монре по начал утрачивать свое великолепие уже в последней четверти прошлого века. Ранее у парковых строений стояли специальные доски для посетителей, любивших оставлять свои «автографы». На И. Ф. Тюменева не произвела большого впечатления и скульптура, установленная в «храме» за колонным портиком, — по его словам, «довольно слабенькая группочка: Нептун с орлом на трех дельфинах». Он высказал предположение, что это, возможно, был неосуществленный проект небольшого фонтана.
   Во время зарисовок с натуры Людвигштёйна петербуржцы встретили коллегу — финского художника, писавшего тот же вид акварелью, расположившись внизу, у самой воды. Вдруг «как из ведра» полил дождь и вынудил гостей парка укрыться в Храме Нептуна. Но погода быстро прояснилась, снова можно было продолжать осмотр парка и рисовать. Друзья побывали у источника «Нарцисс», у паромной переправы на острове-кладбище, куда посетителей парка не допускали, и продолжали свой путь на прибрежной дорожке. Она привела их к «домику пустынника, обшитому березовой корою, с соломенной крышей, увенчанной маленькой колоколенкой». Следуя дальше, путники подошли к высоким скалам. В расщелине меж ними сверху нависала гранитная глыба. Под ней была вырублена скамья для отдыха. За поворотом тропы перед идущими неожиданно открылась скульптура Вяйнямёй-нена. И. Ф. Тюменеву памятник понравился, но он высказал мнение, что голова фигуры непропорционально велика по отношению к телу. Его спутник видел первоначальный вариант памятника, выполненного датским скульптором Г. Борупом, и не отозвался о ее художественных достоинствах положительно. Тот монумент пришлось заменить в связи с тем, что его повредили неизвестные злоумышленники.
   Проведя в Монрепо весь день и выполнив эскизы Вяйнямейнена, Храма Нептуна, «замка Лгодвигштейна», источника «Нарцисс» и «Пещеры отшельника», художники вернулись в Выборг. «О парке Монрепо можно сказать на прощание, — писал И Ф. Тюменев, — что северный его пейзаж и красив, и типичен. Он представляет собою квинтэссенцию финской природы с самых привлекательных ее сторон».
   С 1834 года Монрепо стало заповедным непродажным имением. Шли годы. Одно поколение рода Николаи сменялось другим. Наступил XX век — время революционных бурь и разрушительных войн. В декабре 1917 года Советская республика признала независимость Финляндии, на территории которой остался Выборг. В стране начался процесс капитализации земель частных владельцев, в особенности близ городов, где предполагалась дальнейшая застройка. В связи с этим П. Н. Николаи сделал письменное предложение городским властям Выборга продать большую часть земель имения Монрепо, доставшуюся ему по наследству. Этот документ датирован 19 декабря 1918 года.
   В число подлежащих продаже участков входили мыс Векроота, Павловский участок — Хиекка, Наумовские большие поля, Сауна-Лахти («Банный залив»), земли Ликолампи и остров Сорвали. Хозяевам имения оставался собственно парк с усадебным домом и другими постройками. Однако П. Н. Николаи не пришлось увидеть воплощение этого плана в жизнь. Он умер в 1919 году, а процесс отторжения перечисленных земель от имения Монрепо произошел в 1920 году путем экспроприации. Владельцами парка и усадьбы остались сестры П. Н. Николаи — Мария, Александра и София.
   Когда в июне 1944 года на Карельском перешейке отгремели последние выстрелы Великой Отечественной войны, в усадебном доме Монрепо разместился военный госпиталь. Позже на основании отношения заместителя министра Вооруженных Сил СССР маршала А. М. Василевского «бывшее здание военно-морского госпиталя и парк Монрепо» передали Выборгскому горисгголкому.
   В конце 1940-х годов особняк в Монрепо занимал дом отдыха работников связи. К тому времени здесь сохранились еще часть прежней мебели, роспись потолка в центральном зале, рояль, на котором довелось играть и автору этих строк. С 1956 года усадебный дом в парке предоставили круглосуточному детскому саду. В апреле 1966 года решением Выборгского горисполкома сад Монрепо переименовали в Центральный парк культуры и отдыха имени М. И. Калинина.
   Последующие годы особенно пагубно сказались на состоянии этого памятника садово-паркового искусства. Известно, что для флоры подобных парков нежелательно большое скопление людей. Здесь же проводились частые массовые гулянья и празднества. Во время спортивных соревнований и кроссов, проходивших в парке, вытаптывалась почва, повреждались корни и стволы деревьев. Гибла растительность и от недопустимой здесь машинной мелиорации. Старинные аллеи в парке покрыли асфальтом. Огромный ущерб Монрепо нанесла утрата его замечательных мостиков, а еще больший — замена их бетонными плитами. Дольше всех не поддавались натиску невежества скалы. Но дело дошло и до них: парк облюбовали спортсмены-альпинисты для своих тренировок.
   В 1960-х годах детский сад из усадебного дома выселили и в нем велись реставрационные работы. Но однажды, придя после выходных в усадебный дом, реставраторы не увидели на потолке центральной гостиной живописный плафон. Все 56 квадратных метров холста были аккуратно сняты и... похищены. Выборг лишился последнего подлинного произведёния живописи XVIII века, как явствует из литературных источников, кисти неизвестного итальянского художника.
   В конце 1973 года творческая группа Выборгского филиала института «Ленгражданпроект» завершила работу над проектом реставрации и реконструкции парка. В 1977 году этот проект был представлен на ВДНХ и получил золотую медаль. Однако в целом он остался на бумаге.
   В результате настоятельных требований выборжан, выраженных в газетных статьях, деятельности активистов Выборгского городского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, выступления академика Д. С. Лихачева в центральной прессе Совет Министров РСФСР 22 января 1988 года вынес постановление «Об организации историко-архитектурного и природного заповедника «Парк Монрепо».
   Однако надеяться на быстрый и легкий успех не приходится. Возможно, на возрождение парковых построек и скульптуры, реставрацию усадебного дома и библиотечного флигеля много времени и не потребуется. Подлинные художественные ценности из имения Монрепо, сохраненные в фондах Ленинградского государственного Эрмитажа, а также накопленный десятилетиями достоверный исторический материал ускоряет открытие экспозиции будущего музея. Но заставить расти быстрее деревья невозможно...
   И даже если удастся вернуть Монрепо все былое великолепие, один аспект проблемы никогда не исчезнет, ибо «без решительного улучшения работы по пропаганде наследия русского садово-паркового искусства, причем именно «на местах», исторические парки сохранить вряд ли удастся, несмотря на все героические усилия реставраторов».